Что говорил Машеров за столом: уникальные записи
Иногда история подкидывает нам полнейшие неожиданности. И историческая фигура, изученная, казалось бы, «от» и «до» открывается нам какими-то совершенно неожиданными гранями. Удивительная история произошла со мной в год 80-летия Петра Машерова.
В феврале 1998 года в Беларуси отмечали 80-летие Машерова – он родился 13 февраля 1918-го. Все, кто пишет или рассказывает о Машерове, всегда отмечают его «большую человечность», исключительную интеллигентность, умение находить общий язык с различными людьми. Но это все были исключительно воспоминания. Однако ко мне в руки попали уникальные исторические артефакты.
В 1998 году я работал заместителем директора государственного радио – самым молодым в истории Белтелерадиокомпании. И тут годовщина Петра Мирововича, отмечаемая на самом высшем уровне. Значит, надо записать интервью с семьей Машеровых. Но обычного радиожурналиста на такое интервью не отправишь – и к Машеровым пришлось ехать мне.
Важный момент во всей этой истории. В то время цифровой техники на радио в пользовании не было. Журналист на выездах использовал портативный кассетный магнитофон-«репортер». Обычному журналисту выдавалась болгарская «девятка», неудобная и тяжелая, как жизнь в Беларуси. Начальству же, ввиду статуса, – японский Marantz, более легкий и намного более качественный. С таким «репортером» я и поехал к Машеровым.
Семья Машеровых занимала отдельный двухэтажный особняк в центре Минска, в укромном уголке недалеко от резиденции президента. Само интервью было ничем не примечательным – познакомился с дочерью Машерова, ее мужем, другими домочадцами – уже не помню всех. Очень приятные, доброжелательные люди.
Уже после интервью, когда я собирался уходить, меня неожиданно спросили: «А со вдовой Петра Мироновича не хотите поговорить?». Признаюсь, я даже не знал тогда, что супруга Машерова – Полина Андреевна – была еще жива (она умерла 23 февраля 2002 года). Конечно, я с радостью согласился.
Полина Андреевна, как оказалось, жила на втором этаже этого особняка. Очень милая женщина, охотно поделилась своими воспоминаниями. Но пока шел разговор, она почему-то не сводила глаз с моего магнитофона. А потом у нас состоялся очень странный диалог:
– Я смотрю, у вас магнитофон хороший…
– Да. Служебный, профессиональная техника.
– Это хорошо. А то у меня тут кассеты старые есть, а я их никак прослушать не могу. Не дают звука они. Наверное, потому что тут в стенах полно «жучков», электроники всякой… Возьмите, может вы у себя их сможете прослушать. Это память о Петре Мироновиче.
С этим словами Полина Андреевна направилась к старинному комоду, открыла нижний ящик, и с самого его дна, из-под кучи всякого белья, извлекла пластиковый пакет, а из него – пять аудиокассет.
Я не поверил своим глазам. Старые-старые кассеты ORWO производства ГДР. Кассеты настолько старые, что даже собраны не на шурупчиках – их пластмассовые стороны просто склеены. Пока я рассматривал кассеты, Полина Андреевна рассказывала мне их историю.
Как выяснилось, в начале 70-х годов в семье Машеровых появился один из первых попавших в БССР импортных «диктофонов» на компакт-кассетах. Тогда это была довольно внушительных размеров коробка производства ГДР, а запись не отличалась особым качеством. Судя по всему, аппарат стал предметом развлечения для членов семьи. Дочь Машерова Наталья использовала его для того, чтобы записывать домашние праздники. На кассетах – классические семейные застолья советских времен, со стуком ножей и вилок, бульканьем разливаемых напитков, анекдотами и песнями… По признанию вдовы Машерова, домочадцы во время записи прятали магнитофон от главы семейства – ставили его на табуретку, а табуретку – под стол. Сам Машеров так никогда и не узнал о существовании «застольных» пленок.
Справедливости ради стоит отметить, что Машеров действительно был очень приличным человеком, особенно на фоне остальных партийных функционеров и нынешней верхушки власти в Беларуси. Нигде, ни в едином месте на кассетах нельзя услышать мата или пошлостей – хотя обстановка на бурном застолье, конечно, была самой неофициальной.
Мне вместе с профессиональным звукорежиссером пришлось провести несколько дней, занимаясь реставрацией пленок – магнитофонные кассеты без малого тридцатилетней давности находились в весьма плачевном состоянии: растянутая пленка, местами осыпавшийся магнитный слой… Только использование компьютера позволило превратить бессмысленный шум в различимую человеческую речь.
Записи на кассетах не имеют четкого начала и конца – судя по всему, за магнитофоном не очень внимательно следили, и иногда по-детски бессистемно переворачивали кассету. Но и те записи, которые имеются, позволяют добавить новые штрихи к официальному портрету Петра Машерова – не так часто непосвященным удавалось проникнуть за кулисы личной жизни высшего советского руководства.
Расшифровка пленок:
Машеров: «Можно работать только на “пятерку”, и никак не ниже. Вернее, я должен работать на “пятерку” и не ниже. Вот я и думаю: как мне паршиво! Я должен суметь хотя бы еще некоторое время работать наверняка на “пятерку”. Такова задача, которая передо мной стоит. Жизнь идет, предъявляя свои особые требования к нашему брату. Нужно работать значительно лучше, чем в прошлом. Значительно лучше. Только при непрерывно повышающемся уровне работы можно выдерживать этот экзамен. Это непросто. Конечно, я еще могу работать десять, пятнадцать лет… Но как один наш поэт на днях сказал, “Я хуже писать не хочу, а лучше написать не могу”».
Женский голос: «Не надо бояться уступать молодежи место. И все. Достойных подбирать…»
Машеров: «Так это когда подбирать – уже завтра? И на свое место?..»
Женский голос: «За те годы, что ты себе намечаешь, чтобы плодотворно работать – готовь смену!»
Машеров: «Э-э-э! Я могу тебе назвать полдесятка фамилий претендентов на мое место. И один другого лучше. Нет, сегодня мне больше не надо (это, судя по всему, относится к чему-то на столе). Ну, первое время они будут работать немножко хуже. Но через пару лет все будет нормально.»
Женский голос: «Ну а какой тост?»
Машеров: «Тост такой, значит: старайся, верь в свои силы, работай и дерзай! Несмотря ни на что, ни на какие обстоятельства, несмотря ни на каких чертей!»
Женские и мужские голоса: «Давайте выпьем! Давайте выпьем за это! Хороший тост!» (Раздается стук рюмок, затем ножей и вилок. Запись на некоторое время прерывается.)
Машеров: «…а еще убежденность, приверженность. Непрерывно возрастающий интеллект. Способность. А вот способности беспредельно расти не могут.»
Женский голос: «Ну вот! Начал за здравие, а кончил за упокой!»
Машеров: «Девочки! За здравие, за здравие! Но во всяком деле есть и вторая сторона. На одном конце – здравие, на втором конце – покой. … Вы знаете, я не страдаю какими-то там, так сказать, мыслями, настраивающими на лад определенной неуверенности. Но я вынужден вырабатывать в себе какой-то иммунитет что ли – мне надоели старики, которые утверждают, что они могут еще что-то сделать. Я не хочу их повторять. Вот на днях пришел ко мне этот ваш знаменитый профессор. Вообще, без преувеличения, развалина… Еле-еле дошел до стола. Я, конечно, вышел, поздоровался с ним. Потом для него это была какая-то неимоверно важная и нелегкая работа – сесть. Потом начал говорить. Он еле-еле говорит. Причем некоторые слова просто не может до конца выговорить. У него на разговор не хватает сил, у него не работает язык. И вот о чем он мне стал рассказывать…» (Запись обрывается.)
Машеров: «Я в педагогическом институте изучал гигиену. Нам главным образом давали там школьную гигиену. Как должен быть устроен туалет, сколько нужно “очков” на девочек, сколько на мальчиков… Расстояния там и все прочее. И вот один отвечает – ему вопрос попался – виды экскрементов. Они двух видов бывают – твердые и жидкие. А он говорит: мягкие. Ну, конечно, взрыв смеха.» (Хохот, запись обрывается.)
Машеров: «С Семичастным (В 70-е годы – председатель КГБ СССР – прим. авт.) встретились мы впервые в Будапеште, на молодежном фестивале. Он приехал из Вены с двумя чемоданами вина. Два огромных чемодана! Сидели всю ночь до утра. Ну и, конечно, никто не успел уйти к началу заседания. В лучшем случае кто-то мог стоять на ногах, но ходить не мог. Я был на ногах, Павлуша и еще кто-то. Все остальные лежали вповалку. Семичастного мы в его комнату отнесли. Он так весь день и не вышел. А я днем все-таки пошел на заседание. Нас там много было – в основном все члены политической группы. Девчата там были… Не, люди тогда были воспитанные и морально устойчивые.»
Женский голос: «Полина наша может спать спокойно.»
Машеров: «Я однажды ехал с Даниловой в Москву в двухместном купе. Ночью. Я залез на верхнюю полку, она на нижней. Немного поговорили, а затем я говорю: пора спать. Все.»
(Традиционный застольный шум довольно длительное время. Кто-то что-то невнятно рассказывает, следует смех.)
Машеров: «Я вот тоже сейчас расскажу анекдот. Может, его кто слышал… Новая учительница пришла на первый урок в шестой класс. Ну и видит, что на предыдущем уроке они изучали историю. Вот, она решила выяснить, как они знают. Обращается: Петя, кто взял Бастилию? Он говорит: я не брал! Она спрашивает другого: Коля, кто взял Бастилию? Тот отвечает: Ну что это такое! Как кто что возьмет, так сразу я! Я тоже не брал! Во время перерыва учительница разговаривает с завучем: Что у вас за класс? Я спрашиваю, кто взял Бастилию, а они говорят, что не брали, не виноваты! А завуч отвечает: ну ничего – поиграют и отдадут, не беспокойтесь. Учительница идет к директору – так мол и так. Тот спрашивает: это в каком классе: А или Б? Та говорит: в классе А. О, эти не отдадут. В Б отдали бы. Вот так. (Смех.) Когда я работал в школе… Вот выпускные экзамены. Из Минпроса прислали письменные экзамены в конвертах. Разослали, значит, эти письменные работы по математике директорам школ. Директора школ нам должны были их выдать за два часа до начала экзамена. Павлуша тогда, по-моему, работал в РОНО. Он мне сказал: Петя, пришли контрольные работы, хочешь посмотреть? Я спрашиваю: А порядок какой? Он говорит: Порядок такой… (Неразборчиво) Но, говорит, не очень сложные. Я говорю: если средней сложности, тогда не надо. И вот в день экзамена мне директор дает конверт. А там два варианта для десятого класса. Стереометрия с применением тригонометрии. Ну, я посмотрел задачи – элементарно простые. У меня сразу вопрос стал – что я буду делать, если у меня их некоторые двоечники решат. Которые за весь год ничего не решили. И я вижу, они решат. Действительно, четверо из семи круглых двоешников свои задачи решили. Ну ладно… Проходит день, и мне говорят, что в соседней школе ни один ученик не решил! И сделали такое заключение, что неправильные условия задачи. Вот как может быть! Сам преподаватель математики не решил. Хотя и у меня бывали задачи, над которыми я ночь сидел, и не мог решить – и это школьные задачи! Могу похвалиться: из Россонской средней школы больше ребят поступило в ВУЗы Ленинграда, чем Витебска. И ни один мой ученик не провалился по математике или физике. Ни один.» (Заканчивается кассета. В начале следующей следует длительное хоровое исполнение белорусских народных песен.)
Машеров: «А вот случай был такой, значит. Пошли мы в сад чужой – вишни рвать. Я был тогда небольшого роста. Со мной был Павел (старший брат) и двое парней – его друзья. Ну, зашли в сад, они залезли на вишню, а я снизу стою, смотрю. Забраться на вишню не могу. А тут вдруг хозяин сада идет. Пацаны из этого сада вниз по склону – и в кусты. А я почему-то остался там. Вижу, он идет по дорожке, и мне кажется, что он меня тоже видит. Когда он поравнялся со мной, я как рванул оттуда у него на глазах! А он оставил лошадь, старик этот, – и за мной! Я через соседний двор от него убежал. А он через всю деревню – ко мне домой. Я иду дворами, смотрю – стоят парни, что со мной были, и доедают вишни. Прихожу домой, наши уже все знают. Виноват, конечно, – был в чужом саду. Хотя ведь я ни одной вишни не сорвал. Мать кричит, отец тащит ремень. Но я не убежал. Начали меня бить ремнем. Сначала я не плакал, но потом начал слезы просто ручьем лить. Потому что они меня всячески ругали, а при этом хвалили Павла – стоит, мол, с него пример брать. Обида была неимоверная, но Павла я не выдал. Кстати, все драки с ним я начинал. И махорку у папы я крал. Помню, у отца вожжи лежали плетеные, а в вожжах мать спрятала 35 рублей – это деньги, за которые мы корову продали. Там были и рублевые бумажки. И вот мы тайком брали этот рубль и шли играть. Потом назад его возвращали. Год с этим рублем играли каждую неделю. И вот однажды я проиграл этот рубль – назад положить уже нечего. Мать обнаружила. Но пронесло.» (Хоровые песни, длительный застольный шум, плохо различимые разговоры.)
Машеров: «Не столько надо самому знать и уметь, сколько видеть хорошее в других людях. Тогда и сам будешь многое значить. Вот моя мораль, вот мой принцип. Поэтому если я и сержусь на людей, я все равно их жалею и люблю. Поэтому я живу. Я очень люблю людей. Я ведь любому человеку могу все зубы выбить. Но я же ему потом и другие вставлю – лучшие, более верно действующие. Я очень люблю людей… И переживаю из-за недостатков, которые есть у многих.» (Хоровое пение народных песен. Запись обрывается.)
Конечно, в эфир государственного радио эти записи не пошли – да и не могли пойти. Ведь официально их не существовало. Через пару лет, уже уйдя с радио, некоторые отрывки я опубликовал в «Белорусской деловой газете». А как раз тогда Наталья Машерова пыталась выставить свою кандидатуру на президентских выборах. Публикация в БДГ вызвала скандал, и я увез кассеты в Москву, отдал на хранение друзьям. Там они и лежат – ждут лучших времен.
