Книга “Лагерь смерти 5-й полк” вызвала большой интерес у жителей Витебска. А свидетель тех страшных событий, Владимир Ризо, рассказал откровенно о страшных месяцах в плену.
– Первое мое воспоминание о войне: молодые парни бросают бутылки с зажигательной смесью в дома на Революционной улице. Мы проживали там. Родина матери была на Яновской набережной, там, в небольшом доме, находилась сестра матери. И мы ушли к ней, в “Кровавую сосну”, место, где по преданию, нашли свою смерть в 1812 году французы из армии Наполеона. Шли по центру нынешней улицы Ленинградской, с обеих сторон улицы все горело. Наш дом сгорел полностью.
Мы перебрались в Новый Быт, в кирпичный дом. Когда пришли немцы, нас оттуда выгнали, устроив дом отдыха для офицеров. Мы жили в НЖЧ, в ремонтной конторе без окон. Дядя Ларчик забил фанерой оконные проемы. Потом дядя срубил небольшую халупу.
Второе воспоминание: возле хлебозавода на Революционной находилось овощехранилище, куда гитлеровцы загнали еврейских женщин. Помню, как одну из них, раздев догола, фашисты, усадили в лодку и поплыли на середину Двины, где женщину выбросили в воду, ударив веслом, чтобы она точно утонула. Это было дикое зрелище.
Воспоминание третье: мне часто приходилось оставаться дома одному, пока мать и сестры ходили по деревням, просили еду. Однажды бомбили хлебозавод, немцев заставляли идти тушить. Но некоторые из них не шли. Один из них пришел к нам, угощал конфетами (мы их называли “бонбоны”), рассказывал о своих детях, ругал Гитлера, затеявшего кровавую войну. Помню, как-то мать ушла со старшей сестрой просить хлеб, а я и сестра Надя остались дома. Началась бомбежка. А мы, прикрывшись “ночевками” (корытами из дерева), доедали булку. Не было страха, что убьют. Но был страх, что умрешь, а булка хлеба останется нетронутой.
Как-то мать ушла одна, ее не было два-три дня. Вернулась еле живая, истекая кровью. Уже став взрослыми, мы поняли, что мать тогда изнасиловали. Поэтому впоследствии она старалась не ходить одна.
Еще воспоминание: мать с сестрами ушли, а в дом ворвались немцы. Я спрятался под низкими нарами, сидел там до ночи, боялся. А отправились раз всей семьей на Полоцкий рынок, жандармы начали всех хватать, мать меня вытолкнула и крикнула, чтоб бежал к родственникам. Я пошел к тете Ксене на улицу Мичурина. Мне тогда было 4-5 лет. Мать продержали несколько дней в “Пятом полку”, выпустили, не добившись от нее признаний в сотрудничестве с партизанами.
Уж в начале войны фашисты устраивали концлагеря в Витебске. Шли по улице Комсомольской, а там территорию обнесли колючей проволокой, из-за которой тянули руки голодные узники. Мать бросала им вареную картошку. Помню, что маму отправляли немцы на работу копать траншеи. Она и соседка Катя нашли клад: серебряные монеты. Катя сообщила об этом немцам. Мать обыскали и монеты отобрали. А Кате, похоже, удалось свою часть спрятать надежно.
В конце 43-го года немцы начали активно чистить город, забирая людей в “Пятый полк”. Мы с соседями спрятались в погребе. Затянули туда две бочки: одну с питьевой водой, одну – для “параши”. Сидели там долго. Я от сырости кашлял, а мать меня – головой в подушку, чтобы не слышно было. Когда на улице стало тихо, вылезли – и в дом. Павлик, сосед, затопил печку, немцы заметили. И в конце декабря – начале января 1944-го нас отправили в лагерь смерти. Мы жили в неотапливаемом помещении, питались баландой, жались к друг другу, чтобы не замерзнуть. В марте вылезали на улицу, грелись на весеннем солнышке. Когда освобождали 3 июня, все узники были одетыми в зимнюю одежду.
Каждый день утром из барака выносили по 20-30 умерших от дизентерии и тифа. Трупы спускали вниз по горе. Мы не знали, какой день, какой месяц. Но примерно 25-27 мая нас вывезли в “телятниках” по железной дороге. Вагоны были закупорены, люди умирали от духоты. Между Богушевском и Лычковского нас выгнали из поезда и погнали по лесным дорогам. Помню, как женщину, беременную на последнем сроке, полицай ударил ногой в живот. Она упала, а мы продолжали идти.
На одной из стоянок соседка Катя сказала матери: “Спаси меня, не бросай. Останемся живы: хватит всем”. Я понял, что она припрятала клад из траншеи. На новом месте сооружали шалаши из веток, а немцы заставляли нас замазывать грязью ободранные места на деревьях, чтобы не привлекать внимания советских летчиков. Нас не кормили, фашисты развлекались тем, что подбрасывали вверх буханку хлеба, а мы пытались поймать. Пили воду из ближайшего ручья, она была темной от крови узников, сброшенных после расстрела в траншею у ручья. В лагерь свозили тифозных больных и детдомовских детей. Мать отдала одеяло, чтобы малыши не ползали по голой земле.
Когда фашисты сбежали, узники начали искать своих родственников. Подруга моей матери с Яновки нашла своего мужа среди мертвых. Мать и та женщина вытащили его труп, долго разворачивали на нем широкий пояс. Скорее всего, под поясом находились драгоценности. Мертвые лежали в большой яме, одной из двух вырытых накануне. Значит, фашисты собирали расстрелять еще больше узников, да не успели. Освободившие нас вели по узкой дороге, чтобы не попасть на мины вокруг лагеря.
У моей старшей сестры был яркий малиновый берет, солдаты заставили снять, чтобы не заметили враги. Только отошли от лагеря, начались взрывы: я увидел, как деревья поднимались вверх и медленно опускались. Лагерь фашисты разбомбили. Погибли те, кто не смог идти самостоятельно.
На берегу какого-то озера солдаты устроили узникам санобработку. Мазали кистью, макая ее в вонючую жидкость. И мужчины, и женщины стояли абсолютно голыми, без всякого стеснения. После мы были эвакуированы в Смоленскую область. Когда Витебск освободили, мы вернулись…
В наши дни бывшие узники собираются каждый год 3 июня возле деревни Речки (Лиозненский район) у памятника, чтобы вспомнить тех, кто не дожил до освобождения.
Сегодня Владимир Александрович Ризо живет в городе на Московском проспекте. Время вроде мирное, однако и сейчас приходится “воевать”. С работниками ЖЭУ, например. В квартире Ризо температура воздуха составляет 15, 5 градуса, а за отопление он платит, как все. Главный инженер обещает, что вызовет к пенсионеру на дом специалиста, но пока Владимиру Александровичу приходится кутаться в теплые свитера да держать наглухо закрытыми все окна. Война с коммунальщиками продолжается. Надеемся, что Ризо в ней будет победителем…
И даже здесь ляпнул про рЭжым …
Вот за это и не люблю свядомых!