Нобелевская лекция Светланы Алексиевич: текстовый обзор
7 декабря Светлана Алексиевич выступила со своей нобелевской лекцией в Стокгольме.
14 страниц текста, 40 минут рассказа и невыразимая боль трёх войн, которые пришлось пережить советскому человеку – вот о чем поведала белорусская писательница тысячам слушателей по всему миру. Страдание – извечный спутник нашего народа, поэтому истории, которые легли в основу пяти книг Алексиевич нельзя читать без содрогания. Но ведь мы так и живём.
[youtube https://www.youtube.com/watch?v=aQI2QPK-nQQ]
Оставьте ваш тон и возьмите человеческий!
Я стою на этой трибуне не одна… Вокруг меня голоса, сотни голосов, они всегда со мной.
Такими словами начала Светлана Алексиевич мемориальную лекцию. Ни одна история, выговоренная героями книг белорусской писательницы, не канула в Лету и навсегда осталась в памяти автора и, хочется верить, читателей.
Флобер говорил о себе, что он человек – перо, я могу сказать о себе, что я человек – ухо. Когда я иду по улице, и ко мне прорываются какие-то слова, фразы, восклицания, всегда думаю: сколько же романов бесследно исчезают во времени. Я люблю, как говорит человек… Люблю одинокий человеческий голос. Это моя самая большая любовь и страсть.
Светлана Алексиевич – автор жанра нон-фикшн, или документальной прозы. Её герои – реальные люди, которым пришлось столкнуться лицом к лицу со смертью, предательством, одиночеством, горем. Писательница, из года в год, собирая по крупицам истории маленьких людей, людей советской эпохи, вместе с ними переживала трагедии и потери. Нужна невероятная сила духа и способность к состраданию, чтобы воспринять такой ранящий материал и сотворить из него литературу.
Что делаю я? Я собираю повседневность чувств, мыслей, слов. Собираю жизнь своего времени. Меня интересует история души. Быт души. То, что большая история обычно пропускает, к чему она высокомерна. Занимаюсь пропущенной историей.
Мой путь на эту трибуну был длиной почти в сорок лет – от человека к человеку, от голоса к голосу. Не могу сказать, что он всегда был мне под силу этот путь – много раз я была потрясена и испугана человеком, испытывала восторг и отвращение, хотелось забыть то, что я услышала, вернуться в то время, когда была еще в неведении.
Вспомнила писательница о своем наставнике – Алесе Адамовиче. Его книга «Я из огненной деревни» в каком-то смысле стала откровением для Светланы: именно это произведение помогло ей определиться, как именно она зазвучит в белорусской литературе. Многоголосием свидетелей…
Мой учитель Алесь Адамович, чье имя хочу назвать сегодня с благодарностью, считал, что писать прозу о кошмарах XX века кощунственно. Тут нельзя выдумывать. Правду нужно давать, как она есть.
И Алексиевич так и поступила. Осознание этой правды стоило идеалов, на которых её воспитывала семья (отец Светланы – убеждённый коммунист).
Варлам Шаламов писал: «Я был участником огромной проигранной битвы за действительное обновление человечества». Я восстанавливаю историю этой битвы, ее побед и ее поражения. Как хотели построить Царство Небесное на земле. Рай! Город солнца! А кончилось тем, что осталось море крови, миллионы загубленных человеческих жизней.
Я никогда не могу произнести слово «совок», тогда мне пришлось бы так назвать своего отца, «родных», знакомых людей. Друзей. Они все оттуда – из социализма. Среди них много идеалистов. Романтиков. Сегодня их называют по-другому – романтики рабства. Рабы утопии. Я думаю, что все они могли бы прожить другую жизнь, но прожили советскую.
Следующая страница лекции – это дневники воспоминаний Светланы.
1980-1985 гг. «У войны неженское лицо»
В этот период Алексиевич пишет книгу о Великой Отечественной войне от имени женщин, которым довелось побывать на фронте.
Пишу книгу о войне… Почему о войне? Потому что мы военные люди – мы или воевали или готовились к войне. Если присмотреться, то мы все думаем по-военному. Дома, на улице. Поэтому у нас так дешево стоит человеческая жизнь. Все, как на войне.
Убедила Светлану в правильности выбранной темы встреча с одной женщиной (фронтовым санинструктором). Её история была такой живой и непохожей на бравурные истории из телевизора…
Это была война, которую я не знала. Женская война. Не о героях. Не о том, как одни люди героически убивали других людей. Запомнилось женское причитание: «Идешь после боя по полю. А они лежат… Все молодые, такие красивые. Лежат и в небо смотрят. И тех, и других жалко». Вот это «и тех, и других» подсказало мне, о чем будет моя книга. О том, что война – это убийство.
И вот книга была готова.
Книгу два года не печатали, ее не печатали до перестройки. До Горбачева. «После вашей книги никто не пойдет воевать, – учил меня цензор. – Ваша война страшная. Почему у вас нет героев?» Героев я не искала. Я писала историю через рассказ никем не замеченного ее свидетеля и участника. Его никто никогда не расспрашивал. Что думают люди, просто люди о великих идеях мы не знаем.
Раньше не знали. Но благодаря Светлане Алексиевич люди уже XXI века могут хотя бы частично представить весь ужас той страшной трагедии. Могут они представить и цену страшной неблагодарности, когда великий народ, победивший фашизм, не получил благодарности.
Это было самое высокое время «красной» идеи, даже выше, чем революция и Ленин. Их Победа до сих пор заслоняет собой ГУЛАГ. Я бесконечно люблю этих девчонок. Но с ними нельзя было поговорить о Сталине, о том, как после войны составы с победителями шли в Сибирь, с теми, кто был посмелее. Остальные вернулись и молчали. Однажды я услышала: «Свободными мы были только в войну. На передовой».
1989 г. «Цинковые мальчики»
В 1989 году Светлана Алексиевич оказалась в Кабуле (Афганистан), где произошло знакомство с войной лицом к лицу. Здесь писательница столкнулась с тем, как многие понятия переворачиваются с ног на голову: оружие – красиво, смерть – плёвое дело. Алексиевич даже боялась, что её книгам, книгам документалиста, не поверят!
Боюсь, что дома мне не поверят. В наших газетах пишут об аллеях дружбы, которые сажают советские солдаты.
В Кабуле же произошло прощание писательницы с последними иллюзиями: до Афганистана Светлана ещё верила в социализм с человеческим лицом. Но…
Вместе с медсестрами ездила в госпиталь для мирных афганцев, мы возили детям подарки. Детские игрушки, конфеты, печенье. Мне досталось штук пять плюшевых Мишек. Приехали в госпиталь – длинный барак, из постели и белья у всех только одеяла. Ко мне подошла молодая афганка с ребенком на руках, хотела что-то сказать, за десять лет тут все научились немного говорить по-русски, я дала ребенку игрушку, он взял ее зубами. «Почему зубами?» – удивилась я. Афганка сдернула одеялко с маленького тельца, мальчик был без обеих рук. – Это твои русские бомбили». Кто-то удержал меня, я падала…
Была на афганском кладбище, длинном как кишлак. Где-то посредине кладбища кричала старая афганка. Я вспомнила, как в деревне под Минском вносили в дом цинковый гроб, и как выла мать. Это не человеческий крик был и не звериный… Похожий на тот, что я слышала на кабульском кладбище…
После таких эпизодов свобода пришла быстро, хотя принять её было очень непросто.
Прости меня отец, – сказала я при встрече, — ты воспитал меня с верой в коммунистические идеалы, но достаточно один раз увидеть как недавние советские школьники, которых вы с мамой учите, (мои родители были сельские учителя) на чужой земле убивают неизвестных им людей, чтобы все твои слова превратились в прах. Мы – убийцы, папа, понимаешь!?
1990-1997 гг. «Чернобыльская молитва»
Третья книга – третья война. На этот раз ещё более страшная, ведь никто не стрелял, не бомбил, не пускал газ. Но люди по-прежнему гибли…
Радиацию нельзя было увидеть, потрогать, услышать ее запах… Такой знакомый и незнакомый мир уже окружал нас. Смерть таилась повсюду, но это уже была какая-то другая смерть. Под новыми масками. В незнакомом обличии. Старые люди, пережившие войну, опять уезжали в эвакуацию – смотрели на небо: «Солнце светит… Нет ни дыма, ни газа. Не стреляют. Ну, разве это война? А надо становиться беженцами».
Но Чернобыльская авария стала ещё одним шагом к свободе – если не для самой Алексиевич, то для тысяч других «красных» людей, столкнувшихся с этой бедой.
Для меня мир раздвинулся. В зоне я не чувствовала себя ни беларуской, ни русской, ни украинкой, а представителем биовида, который может быть уничтожен. Совпали две катастрофы: социальная – уходила под воду социалистическая Атлантида и космическая – Чернобыль.
Но что делать с этой свободой, маленький человек, герой книг Светланы Алексиевич, не знал. Под какие знамёна вставать? Во что теперь верить?
Перед «красным» человеком стояли сотни вопросов, он переживал их в одиночестве. Никогда он не был так одинок, как в первые дни свободы. Вокруг меня были потрясенные люди. Я их слушала…
Так сложилась «Чернобыльская молитва».
Закрываю свой дневник…
Беру на себя смелость сказать, что мы упустили свой шанс, который у нас был в 90-ые годы. На вопрос: какой должна быть страна – сильной или достойной, где людям хорошо жить, выбрали первый – сильной. Сейчас опять время силы. Русские воюют с украинцам. С братьями.
Такой итог подводит Светлана Алексиевич в конце своей лекции. Советский человек так и не смог освоиться с дарованной свободой, поэтому его история всё ещё не дописана до конца. Война всё ещё идёт – светлых горизонтов пока не видно…
У меня три дома — моя белорусская земля, родина моего отца, где я прожила всю жизнь, Украина, родина моей мамы, где я родилась, и великая русская культура, без которой я себя не представляю. Они мне все дороги. Но трудно в наше время говорить о любви.
Напомним, что 10 декабря в 18.30 состоится торжественная церемония награждения нобелевских лауреатов. Посмотреть прямую трансляцию можно будет здесь. Белорусские телеканалы воздержались от показа столь «незначительного» события в урочный час.
Поэтому жители городов (в том числе и Витебска) самостоятельно организовали публичные просмотры. Арт-паб «Торвальд» (улица Комсомольская, 32) и «Еўрапейскі клуб» (улица 1-я Сенненская, 5) приглашает всех желающих приобщиться к значимому для Беларуси событию 10 декабря в 18.00.
Светалана убедила Вас в своей лекции и своей книгой, что в блокадном Ленинграде санинструктор вытащила вместо раненого белугу? Вы ей верите?
Встречный вопрос – вы думаете она привирает в книгах?
А Вы сомневаетесь?
Ну да, получается, кто не “ватники” и не агенты влияния России – не чэсныя. ))))) То есть критикует бюрократов, как гражданских, так и военных – не чэсныя. Сами же Союз прохлопали, а виновата у вас Алексиевич.
Георгий! Это Вам так упорно хочется, чтобы мы так примитивно думали, как Вы приписываете свои шальные мысли …
Но Вы же не будете возражать, что Нобеля дали за жанр документально – художественного исследования, в котором весьма преуспел Солженицин… И мы вправе критически оценивать сей факт, как и творчество нобелианта. Отчего такая приверженность частного фонда к этом у жанру? Почему авторы этого любимого жанра должны быть вне критики? Отчего такая любовь Нобелевского комитета к писателям, пишущим о советской действительности на русском языке. Может быть присуждению премии не предшествовала волна пропаганды и агитации за Алексиевич? Как бы не так! Ставки росли… Кроме того, мы имеем пример преследования в суде американского автора “Гроздья гнева” недовольными искажением американской действительности в виде реалий “Большой депрессии”, условно называемой у нас “американской коллективизацией”. Мне этот автор дорог тем, что я в военно – политическом училище у гражданского препода филолога университета получил “отлично”. Стейнбек в суде отбился, приводя аргументы и факты, а не ссылался на право художественного вымысла на основе имевшихся у него сведений, почерпнутых из источника: тирпа: ” мне одна американская фермерша рассказала”. Откройте третий том Стейнбека и положите рядом книги Солженицина и Алексиевич, и Вы увидите, где истинно художественное осмысление, а где неподтвержденная вольность автора… Успехов!
Рискну вмешаться и напомнить, что Шолохову тоже была присуждена Нобелевская премия…
Что до той белуги, знаете, это скорее вопрос веры, убедительности образа, я имею ввиду образа самой Алексеевич: я уже не смогу поверить, что она сумеет или сможет сознательно лгать….
Полковник, шальные мысли как раз у вас. Совершенно очевидно, что вы внимательно просто не могли прочесть ни Алексиевич, ни Стейнбека по той простой причине, что у вас органа того нет, которым можно адекватно читать подобных авторов. А для этого требуются не просто глаза, но ещё совесть и нравственность. Совесть производная от нравственного чувства. У вас же защита интересов российского влияния и классовая позиция. И то и другое сами по себе к нравственности никакого отношения не имеют. В чём и состоит отличие Светланы Алексиевич, которая противопоставила нравственное чувство “железным тискам государства”. Вопросы, которые поднимаются и у Стейнбека, и у Алексиевич, лишь во вторую и третью очередь политические, главное там – утверждение гуманного отношения к людям и сострадания. Вот за это и любят обоих писателей. Но вы же и Стейнбека приводите политизировано, так как он считался “другом СССР”. Судя по всему, это нравственное чувство у вас в военно-политическом училище как раз и вытравили, если оно вообще вам когда-либо было присуще. Вопрос не в степени литературности или документальности, наличии художественного вымысла или чистой публицистики, а в утверждении общечеловеческой нравственности, не терпящей лжи государственных чиновников, защищающих шкурные интересы, совпадающие с державной идеологией, за которой скрываются преступления. Вот за это Светлана Алексиевич и получила Нобелевскую премию. Вот эта её позиция актуальна сегодня во всём мире, не только для России, не на ней весь свет клином сошёлся, как вы факт утверждения Нобелевской премии рассматриваете.
Спасибо! Ваш нравственный уровень мне понятен…
Пожалуйста. Нам обоим понятен нравственный уровень друг друга. ))