В небольшом сельском магазине за день могут продать 30 бутылок хорошего недорого вина. По 2,5 рубля за бутылку. Частность, из которой вырастает гигантская статистика. Плодовое вино и водка — самые популярные спиртные напитки в стране. Регионы вносят в отчеты министерств и ведомств свой ощутимый вклад. Нагнетать мы не станем. Наоборот. В продолжение цикла «Бухло», журналисты Onliner посетили Глубокский район — единственное в Беларуси место, клочок которого громко объявлен зоной трезвости.
Почему мы выбрали этот маршрут?
Подробной «алкогольной» статистики по регионам у Белстата нет. В РНПЦ психического здоровья признаются, что цифры из регионов присылают очень неохотно, так что доподлинно сказать, какой регион в Беларуси самый пьющий, а какой — образцовый, достаточно сложно. По количеству официальных алкоголиков на 100 тыс. населения лидирует Гродненская область, однако главврач центра «Психиатрия-наркология» Максим Воронко убедителен:
— Это свидетельствует лишь о том, что в Гродненской области есть свой медуниверситет, который выпускает достаточное количество специалистов-наркологов. Они есть в каждом райцентре, так что больше людей попадает на учет официально. Что касается «пьющих» регионов, то это практически любой населенный пункт с высоким уровнем безработицы.
Мы не хотели сгущать краски. Глубокский — во многом показательный район, на территории которого находится последний оплот белорусской трезвости — деревня Мосар. И если уж этот оплот на 350 жителей сдается, то что говорить про остальную страну? Но в благополучном регионе нас ожидали и разочарования, и депрессия, и цифры, которые еще нужно будет как следует осмыслить.
Мосар. Здесь пили и пьют
Про деревню с мощными католическими традициями до поры знали только набожные люди: в среде паломников это был чуть ли не главный объект. Но ксендз Йозеф Булька превратил деревню в Глубокском районе в так называемый «белорусский Версаль» — ухоженный, цветущий и к тому же трезвый.
Именно ксендз настоял на том, чтобы в деревне перестали продавать алкоголь. В 2009 году из местного магазина пропало все без исключения спиртное, и Мосар погрузился в счастливую трезвую жизнь. Здесь появились антиалкогольный музей, аллея трезвости и роскошный дендропарк.
К паломникам с тех пор прибавилась толпа журналистов, которые приезжали в Глубокский район засвидетельствовать простое белорусское трезвое чудо. «Белорусский Версаль» расцветал, и даже после смерти Бульки здесь старались соблюдать традиции и охранять местных жителей от соблазна. С 2010 года, когда умер влиятельный ксендз, в костеле сменилось несколько руководителей, но еще пару лет назад про Мосар снимали сюжеты и вновь подчеркивали: это единственная в Беларуси зона трезвости.
Местные, конечно, посмеивались тогда и продолжают это делать сегодня. Логика простая: никакими запретами многолетнюю традицию не нарушишь.
— А как огород сажать? — встречаем мы на въезде в деревню Володю, который возвращается домой с велопрогулки. — Кто-то захочет без бутылки работать? Им и деньги не предложишь — только «пузырь». А что Булька? И при Бульке пили, и сейчас пьют. Надо правду говорить. Только что название — зона трезвости.
Последний оплот мосарской зоны трезвости рухнул год назад: помещение сельского магазина отдали в аренду частнику, и там сразу же появилось пиво. Кто-то из местных вспоминает, что Булька вроде как пиво за спиртное не считал, но теперь это уже не выяснишь, так что примем подобные рассказы за самооправдание. Нынешний владелец магазина от комментариев отказывается, а продавец без разрешения начальства про объемы продаж говорить не хочет.
— Ой, деточки, что тот магазин? Тут хата есть, так ее хозяин круглосуточно там и водку, и вино продает, а поймать его никто не может, — рассказывает нам местная жительница. — Только вы же меня не выдавайте, это я вам по секрету говорю. Выйдут люди с льнозавода в обед — и сразу туда. А какая уже там работа после?
Про «точку» в Мосаре по рассказам местных известно давно. Но чужакам адрес никто не сдает — только хитро улыбаются: мол, да, слышали про такое, но откуда ж нам знать, где оно, мы же не пьем! То ли по наитию, то ли наугад находим по описанию тот самый дом, но его хозяин отправляет в соседнюю деревню. «Или пиво в магазине, или Удело», — говорит он.
— Мы продлили решение на запрет на 10 лет по просьбе наших граждан и духовенства — действовать он будет до 2028 года. Там работает один частный магазин, в нем продаются слабоалкогольные напитки. Сам частник — из Полоцка, мы довольны его работой, вопросов у нас не возникает, — говорит председатель Уделовского сельсовета Виктор Карман. — По поводу «точки»: мы такого не знаем. Люди говорят, участковый разбирался, но ничего не подтвердилось. Ну вы ж знаете: люди есть люди, могли кого-то обговорить. Может, по-соседски какие-то неприязненные отношения, кто-то кого-то обидел. Несколько лет назад были такие люди, которые покупали спиртное в городе и потом продавали в деревне. Были случаи, но небольшие. Мы их поставили на место и провели работу — люди поняли, что так нельзя делать.
Пока же все кивают на центр сельсовета — соседнее Удело: в местном магазине прямо напротив костела можно купить все.
Удело. 140 бутылок водки и 960 вина на четыре деревни в месяц
Удело — деревня в 7 километрах от Мосара — тоже внушительный туристический объект с костелом, колокольней и бывшим монастырем. Прямо напротив храма — сельский магазин, на который кивают соседи из «зоны трезвости». Мол, вышел со службы — и за вином. На заднем дворе магазина классическая картина: батарея из пустых бутылок с «ароматными» названиями. Разобьешь такую — запах будет на всю округу, жалуются продавщицы.
— Из Мосара и в сезон, и в несезон к нам едут за вином и водкой. Конечно, пьют там все. Ха-ха-ха, найдите вы, где не пьют! Это просто на словах там трезвость.
За месяц в сельском магазине продают 6—7 ящиков водки (это 140 бутылок). Но водку берут не особо, говорят продавцы, больше любят дешевое вино — «бырло» в народе. «Минское», «Верхнедвинское», «Шумилинское» — бутылка стоит чуть больше 2 рублей. Его здесь берут много — 60 упаковок в месяц (это 960 бутылок). Магазин обслуживает четыре деревни — в общей сложности чуть больше тысячи человек.
— Деревня у нас самая обычная. Местные в колхозе работают, молодежь в город едет. Вы приезжайте в конце месяца, в день зарплаты: бывает, возле магазина лежат, как тюльпаны! Приходится водичкой отпаивать. «Паваляк» здесь хватает!
В Уделе вариантов трудоустройства не так много. Самый очевидный — это предприятие с воодушевляющим и соответствующим духу времени названием «За Родину». Берут сюда всех желающих, но за пьяные прогулы жестко штрафуют.
Тереза Мирославовна, заведующая фермой, переехала сюда несколько лет назад из другого района в поисках лучшей работы, и теперь в ее распоряжении коллектив. Берут всех, потому что с кадрами дефицит. Есть те, кто работает. Есть и такие, кто пьет.
— Была у меня тут проблемная, проштрафленная. Надоело нам с ней нянчиться. Старались как-то лояльно, потому что людей у нас не хватает и берем мы всех — даем испытательный срок, чтобы работали. Но кто-то хочет, а кто-то нет. Таких не много, но хватает. Здесь всяких хватает.
Мы предупреждаем сразу: за пьянки премии лишаем. Не вышла на работу один раз, второй, третий, не принесла никаких справок, обманула про болезнь — лишилась премиальных. Стараемся, боремся. Работы сейчас не так много, поэтому за нее держатся. Но есть такие, которым все равно, — им ничего не помогает. А работать у нас можно — и тысячу с копейками получишь, если стараешься.
Подсвилье. «Такой поселок развалили»
Еще совсем недавно ближайшие деревни снабжал плодовым вином завод в Подсвилье — глуховатом городском поселке. Сейчас предприятие находится в процессе ликвидации, кое-какие объемы вина еще разъезжаются по деревням, но это уже далеко не те цифры, которыми раньше мог похвастаться винзавод. Вскоре там откроется цех по переработке рыбы, и местное высокое начальство в виде председателя сельсовета гордо заявляет про зарплаты в 700 рублей. Простые люди смотрят на чиновника и фыркают: такие деньги здесь считают фантастикой.
Глухая дорога в Подсвилье проходит мимо мехдвора, принадлежащего Полоцкому винзаводу, и небольшого сельского магазинчика, в который в период эпидемии и прочих напастей вообще лучше заходить строго по одному — так там мало места. «Прыгода», «Адвячорак» и прочие авантюрные и поэтичные названия манят путника этикетками с прилавка.
Почему мы об этом пишем?— Винзавод еще немножко тянется, люди дорабатывают. Сегодня даже вина немножко привезли. Оно хорошо покупается, минимум две упаковки в день! Вот вы сами считайте: в хороший день сюда человек 150 заходит, и упаковок пять мы тогда запросто можем продать. Считайте, каждый второй покупатель с собой бутылку вина уносит. И водка очень хорошо расходится: за месяц 15—20 коробок по 20 бутылок, — вводят нас в магазине в курс дела.
— Люди выпить любят, не то слово! И колхозники, и пенсионеры — праздники, вот это все. Мужики среди недели работают, так есть же и выходные. Если получка, то все пьяные. А как пропьются, то уже и работают за троих. Получка — это ж праздник колхозный!
Подсвилье — предельно депрессивное место. Местный льнозавод утонул в собственных руинах, заброшенное кафе в центре поселка скалится щербатым фасадом, обшарпанные многоквартирные дома своей серостью вызывают желание переслушать всю дискографию Radiohead, и только стаи черных как смоль ворон радостно гогочут над головами местных жителей.
Население городка сокращается с пугающей динамикой, работы здесь становится все меньше, уныния — все больше. Да, много говорят про рыбный цех и перспективы, но это работа максимум для 120 человек — в поселке же живет больше двух тысяч. В послеобеденный зной здесь можно встретить дядьку, усевшегося с бутылкой за магазином. Одинокий хуторянин-велосипедист заправляется «хорошим недорогим», чтобы веселее открутить 15 километров до дома.
Фирменный магазин винзавода скучает. Из ассортимента здесь стройный ряд бутылок, банка соленых огурцов и череда пустых полок: скоро торговая точка закрывается.
— Сидим на чемоданах: завод ликвидируют, магазин закрывается. Народу сюда много ходило, раньше здесь лучший магазин в поселке был!
Очень плохо живет народ. Зарплат нет, работ нет, все закрывается. Видели в конце Подсвилья руины? Ну так это льнозавод «после бомбежки», который раньше на всю страну гремел. Да и винзавод… Что с ним случилось, мы и сами не знаем. Нам же никто не говорит: банкрот и банкрот. У нас тут осталось на пару дней продукции. Мы ж в день и 50 ящиков, и 60, и 100 продаем. Тут же и местные приходят, и коммерсанты приезжают. Считайте, 30 ящиков для местных в день выходит. А люди тут бедные, нищие люди. Это вам начальство про 700 рублей расскажет, а большинству до минималки доплачивают. Так люди за бутылкой и идут.
А что колхозникам делать? Они получат эти копейки, выпьют и забудутся, если месяцами деньги не платят. Кто помоложе, в Польшу или Россию на заработки уехал. Было здесь 4500 человек, а осталось 2000. И что людям делать, если все развалили?
Дядя Вася
Дядя Вася — каноничный и практически народный персонаж, который есть в любом населенном пункте страны. У него нет фамилии и особых примет, наверное, даже его имя — вымысел. Он неплохой работник, к своим обязанностям относится ответственно, а дисциплину если и нарушает, то изредка. Лишается премии, но все равно не отказывает себе в удовольствии покуролесить. А уже во внерабочее время его можно встретить возле магазина то ли в Ушачском, то ли в Докшицком, то ли еще в каком-то районе. Дядя Вася берет «патрон» и идет за магазин. Он обладает той самой техникой воронки, когда бутылка объемом 0,7 литра исчезает в организме за считаные секунды.
Дядю Васю возле магазина знают и уважают, потому что он не растерял харизмы и чувства собственного достоинства. Может отругать, если купишь не то вино. Или завернуть какую-то несусветную байку, от которой у товарищей надрываются животы.
— Вино нужно выбирать по средствам. Кто водочку пьет, кто — винцо. Если денег мало, то самое ходовое — градусов 15. Оно рубля 2 стоит… Не помню, я такое не пью. Но если 0,7 опрокинешь, будет нормально, голову обмануть можно. Ну самогонку можно, ежели кто гонит. Есть хорошая, адреса знаю, но я самогонку не уважаю. Я винцо люблю. Как деньги бывают, так и пью.
Тем более праздник! Какой? Троица, третий день. Ну да, какой праздник… Просто жена у меня умерла, никак не могу адаптироваться. Сын один в Минске, второй сейчас из России приедет. А хозяйство у меня — пара куриц, да и все. Вот и вся история.
Дядя Вася как по щелчку переключается с грустной темы на веселую, вспоминает своих коллег, показывает ближайшие торговые точки, а в итоге раскланивается и идет к магазину. У него еще весь вечер впереди. А завтра будет новый день. Береги себя, дядя Вася!
— Предпочтения населения зависят от его доходов, и они всегда индивидуальны — проследить какой-то устойчивый тренд не получится, — говорит заместитель главного врача Витебского областного клинического центра психиатрии и наркологии Игорь Свиркунов. — С другой стороны, наркология четко не отслеживает статистику по самым популярным напиткам, это не наша задача.
Статистически цифры стабильные. Небольшой рост наблюдается, но это связано с межведомственными мероприятиями. За последние годы, в частности, наблюдался рост взятого количества женщин, но в рамках работы по декрету №18. В настоящее время у нас наблюдается 21 081 человек, а с синдромом зависимости от алкоголя — 20 340 человек. По сравнению с 2019 годом наблюдается небольшой рост. Но вообще, мы не выделяемся среди других областей Беларуси. Единственная серьезная проблема — это отравления алкоголем, но при этом у нас всегда меньше наркозависимых по сравнению с той же Гомельской областью. Это исторически так сложилось. У нас, например, в северном регионе употребляют больше крепких спиртных напитков. Но вообще, цифра в 20 340 человек — это абсолютно не повод паниковать. Цифра это стабильная и управляемая.
Проблемные регионы — это приграничье. Там проблема ввозимого из России алкоголя. А тот же Глубокский район — там 851 человек наблюдается. В тех же Ушачах — 460 человек, а в Верхнедвинске — 409. Западные районы, у них все же своя культура. В стране недостаточно работают ограничительные меры, в том числе в Витебской области. Медики и правоохранительные органы выступают единым фронтом: нужно ограничивать, например, количество магазинов с алкоголем.
В Скандинавии один магазин со спиртным на 50 тыс. человек, а у нас — один на 700 человек. Чувствуете разницу? Но управление торговли и услуг не всегда согласно с ограничительными мерами. Мы предлагали ввести возрастное ограничение на продажу алкоголя, предлагали часть прибыли от налогов пускать на формирование здорового образа жизни, но не нашли понимания. Нужно уменьшать выпуск крепких алкогольных напитков: в других странах в приоритете пиво и качественное виноградное вино.
